Вчера занималась ночью в церкви. Часов до двух - очень надо было. Почему-то бОльшая часть моей жизни проходит в темноте, даже когда мне этого не очень хочется. Сколько раз себе даю слово - заниматься при дневном свете - нет, не получается. Что-то мешает. Народу много, шуму много, глаза болят от солнца и, главное, концентрации никакой.
Ночью в церкви - тоже сомнительное удовольствие. Да ещё и зимой. Церковь слегка отапливается. Но очень слегка. Зад у меня к лавке не примёрз, зато замёрзли пальцы. Церковный органист должен уметь играть с холодными пальцами - всё чаще прихожу к этому выводу. И холодными ногами тоже иногда. Я напяливаю органные туфли на толстые шерстяные носки. Выглядит смешно, но зато проблема хоть как-то решена.
В церкви что-то потрескивает, в органе что-то побрякивает. С непривычки можно испугаться. Я боюсь не призраков, а соседей из дома возле церкви, вдруг сейчас прийдут и начнут ругаться, что я им спать мешаю. Любит народ права качать. Но я играю тихо, и поэтому всё в порядке. И вообще, соседи дрыхнут и их ничем не разбудишь. У них там ещё и ставни закрыты.
Горит свет на пульте органа и немножко в церкви. Когда я заканчиваю свои занятия и выключаю свет на пульте, становится не то чтоб совсем темно, но ступенек, ведущих вниз, не видно. Сперва я хватаюсь рукой за органную лавку, потом за перила, нащупываю первую ступеньку ногой. Спускаюсь. Иду к двери, спрятанной за занавеской, выключаю свет, от которого всё равно почти нет толку. На ощупь нахожу замок, отпираю церковь, выхожу, запираю её опять. Луны не видно, но после церкви кажется, что на улице светло. Некоторое время стою возле церкви и прислушиваюсь. Какие-то люди проходят вдалеке, разговаривают. Прошли. Птица кричит, сова, наверное. Жалостно так: "Уууу! Гу-гууу! " И ещё одна отзывается. В канаве журчит вода. Я иду домой. Там тепло.
Ночью в церкви - тоже сомнительное удовольствие. Да ещё и зимой. Церковь слегка отапливается. Но очень слегка. Зад у меня к лавке не примёрз, зато замёрзли пальцы. Церковный органист должен уметь играть с холодными пальцами - всё чаще прихожу к этому выводу. И холодными ногами тоже иногда. Я напяливаю органные туфли на толстые шерстяные носки. Выглядит смешно, но зато проблема хоть как-то решена.
В церкви что-то потрескивает, в органе что-то побрякивает. С непривычки можно испугаться. Я боюсь не призраков, а соседей из дома возле церкви, вдруг сейчас прийдут и начнут ругаться, что я им спать мешаю. Любит народ права качать. Но я играю тихо, и поэтому всё в порядке. И вообще, соседи дрыхнут и их ничем не разбудишь. У них там ещё и ставни закрыты.
Горит свет на пульте органа и немножко в церкви. Когда я заканчиваю свои занятия и выключаю свет на пульте, становится не то чтоб совсем темно, но ступенек, ведущих вниз, не видно. Сперва я хватаюсь рукой за органную лавку, потом за перила, нащупываю первую ступеньку ногой. Спускаюсь. Иду к двери, спрятанной за занавеской, выключаю свет, от которого всё равно почти нет толку. На ощупь нахожу замок, отпираю церковь, выхожу, запираю её опять. Луны не видно, но после церкви кажется, что на улице светло. Некоторое время стою возле церкви и прислушиваюсь. Какие-то люди проходят вдалеке, разговаривают. Прошли. Птица кричит, сова, наверное. Жалостно так: "Уууу! Гу-гууу! " И ещё одна отзывается. В канаве журчит вода. Я иду домой. Там тепло.